|
Ты можешь сказать, и будешь совершенно права, что, используя свою тень ведьмы, ты даже не знала о ней.
Часть восьмая
27
Сезон дождей почти прошёл, но каждый день после обеда начинался ливень, который обычно сопровождали гром и молнии.
Я проводила это дождливое время суток в комнате доньи Мерседес. Она лежала в гамаке и была совершенно безразлична к моему присутствию. Если я задавала вопрос, она отвечала, если я ничего не говорила, она молчала.
— Никто из пациентов не приходит после дождя, — сказала я, глядя из окна на проливной дождь.
Буря стихала, но улица по-прежнему была затоплена водой. На соседней крыше сидели три канюка (род птицы). Они прыгали с вытянутыми крыльями, взбираясь на высокий конёк. Солнце наконец прорвалось, и из домов выбежали полуголые дети. Вспугивая воробьёв, они носились друг за другом по грязным лужам.
— Никто не приходит после дождя, — повторила я и повернулась к донье Мерседес. Она молча сидела в гамаке, забросив ногу на ногу, и пристально рассматривала свои ботинки, — я думаю пройтись и навестить Леона Чирино, — сказала я, вставая.
— Я бы не делала этого, — прошептала она, не сводя глаз со своих ног.
Внезапно донья Мерседес взглянула на меня. В её глазах отражалось глубокое раздумье. Она колебалась, хмурясь и покусывая губы, словно хотела сказать что-то ещё. Вместо этого донья Мерседес подхватила меня под руку и повела в свою рабочую комнату.
Едва мы вошли, она начала метаться из одного угла комнаты в другой, осматривая по несколько раз одни и те же места, разгребая и переставляя вещи на столе, алтаре и внутри остеклённого буфета, — я не могу найти его, — наконец сказала она.
— Что ты потеряла? Может быть я знаю, где это лежит? — не выдержала я.
Она было открыла рот, но ничего не сказав, отвернулась к алтарю.
Сначала донья Мерседес зажгла свечу, прикурила сигару и раскуривала её без остановки до тех пор, пока не остался лишь окурок. Её глаза следили за пеплом, падавшим на металлическую тарелку перед ней. |
