|
У нас будут четыре новых клиента.
Она нахмурилась ещё больше. Её губы дрогнули, шепча что-то об его увольнении с работы и об Антонии. Её глаза стали ещё больше, зрачки расширились, а затем жизнь иссякла.
— Я работал у неё, — сказал Эфраин, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Жизнь так необычна. Только этим утром она подарила мне эту прекрасную ручку, — рассказывал он, доставая из кармана позолоченную авторучку. Точно и аккуратно он приложил кончик с печатью к своему предплечью, — Эфраин Сандоваль. Канареечная хижина. Курмина, — прочитал он своё имя и адрес громким ясным голосом, — и я могу договориться с любым из вас о продаже такой же прекрасной ручки в кредит.
20
Было воскресное утро. Я и донья Мерседес сидели на площади и ожидали выхода Канделярии из церкви. Часом раньше у меня была последняя встреча с Эфраином Сандовалем.
На соседней скамье сидел прилично одетый достойный старичок. Он громко читал газету из Каркаса, причём читал таким серьёзным голосом и так увлечённо, что даже не замечал улыбок людей вокруг него.
На другой стороне улицы из бара, уже открытого в это время, вышел растрёпанный пожилой мужчина. Он надел свою шляпу и, положив бутылку в пластиковый пакет, хрипя и кашляя, пошёл вниз по улице.
С необъяснимым чувством печали я взглянула на донью Мерседес. Она надела тёмные очки, и я не могла видеть выражения её глаз. Она сложила свои руки на груди, обнимая себя, словно замёрзнув на холодном ветру.
Я пыталась рассказать ей, как я понимаю теперь истории, которые успела услышать, а она внимательно слушала.
— Ты показываешь мне различные способы манипуляции той силой, которую Флоринда называла намерением, — сказала я.
— Привести её в движение — это не то же самое, что манипулировать ею, — поправила она меня, по-прежнему обнимая себя, — я пыталась сделать большее. Как я уже говорила, я подставляю тебя время от времени в тень этих людей, так, чтобы ты чувствовала движение колеса случая. Без этого чувства всё сделанное тобой окажется ерундой. |
